Ее домик под крышей – так называют квартиру Ольги Вавилиной – начинается с подъезда, расписанного в духе маленькой страны с чудо-озером и жар-птицей. Почему-то сразу поняла, чьих это рук дело. Позже узнала: за красоту, устроенную для всех и за свой счет, ей пришлось еще и повоевать. А чудеса простираются до самой крыши, где молодежь жарит шашлыки, а внуки гоняют в футбол. Двери ее дома практически не закрываются и всяк входящий (как и я) задает первый дурацкий вопрос: «Ты что, свою библиотеку ограбила?», от обилия книг (да каких!) подкашиваются ноги и сохнет во рту: «Сколько?» — «Говорят, около пяти тысяч, да кто их считал?» В этом она вся – нараспашку! Позже поняла, почему так ладно «сидят» на ней все эти карнавальные, почти, «папуасные» кольца, браслеты, бусы – они ее обереги, иначе ей или с ней нельзя. И как задавать такой – живой радуге, окруженной сплошной экзотикой, серьезные вопросы про эпоху? А запросто!

— Оля, вы родились на границе двух эпох – беби-бумеров и иксов. Какие события отпечатались в памяти?

— Вообще-то, я родилась не на границе, а в Куйбышеве. Наше поколение родилось в великой стране, созданной дедами и отцами. Когда это наследие приходило в упадок, называясь красивым словом «перестройка», у многих опускались руки.

— Но, наверное, не у внучки первого ректора ТПИ Арона Наумовича Резникова и дочери инженера-изобретателя Александра Рудого?

— Вы, наверное, заметили, что все жалуются на отсутствие денег, но никто – на отсутствие мозгов. Что касается моих замечательных родичей, от них во мне стержень жизненной и нравственной силы. И дедову библиотеку храню как святыню. А из тех тяжелых времен помню, как купила швейную и вязальную машины и подрабатывала в помощь основной работе, чтобы прокормить семью. Тогда у меня была только старшенькая доченька Яночка...

— Трудно представить вас в библиотеке, заполняющей книжный формуляр… Вы – Фигаро здесь, Фигаро там…

— У меня безумно интересная работа, хотя и называется скучно-пресно – замдиректора по имиджевой политике. Вот мы начали с вами про эпоху, когда, по сути, проиграли холодную войну и потеряли нравственные ориентиры. Для чего мы читаем? Чтобы осознать мир. Я этот процесс ускоряю и делаю нетрадиционным. На это направлены все мои проекты.

— Оля, перечислим только некоторые (чтобы рассказать о них, не хватит и всего журнала). Издание книг в серии «Тольятти. Избранное». Вот недавно вышла 36-я книга! Семейно-познавательный библиотечный центр «Зебра» — с воскресной школой, вокальной студией и музыкальным театром для детей из многодетных и малообеспеченных семей. Книжный эксперт на TV ВАЗа. Совершенно уникальный проект «Бельканто-club», где вы своим читателям прививаете навыки слушания классической музыки, организуете вечера оперного пения… Как вам удается увлечь-привлечь людей, средства?

—  Люди живут слоями, которые почти никогда не перемешиваются. Библиотечный, студенческий мир бизнеса, мир школ, мир пенсионеров и так называемой элиты. Они прячутся и задыхаются в своих мирах. А надо активно перемешивать эти слои! И тогда появится другая карта мира. Новые люди и новые возможности.

— И вам это удается?

— Как видите, миллениумыготовы взрыхлить этот город! И не только они.

— Итак, возвращаемся к проекту. На каких фильмах росло ваше поколение?

— Понятно, что на советских. Почему многие, в том числе молодежь и дети, до сих пор любят лучшие из них? Да потому что в них была нравственная компонента, чего им сейчас так не хватает. Я до сих пор плачу, пересматривая «Дальше тишина» с Раневской и Пляттом.

— Какая музыка близка вашему сердцу?

— Не разделяя на стили — хорошая. Вот моя Кристина, закончившая с отличием консерваторию и имеющая удивительный меццо-сопрано, вводит всю семью в мир оперы. А мы росли на авторской песне – обожаю Окуджаву, Визбора. 

— Не случайно, наверное, вы издали потрясающе красивый альбом тольяттинского барда Юрия Панюшкина?

— Мы дружили.

— Старшее поколение для вас – кто они?

— Старики – гордость нашей страны. Любая нация, не понимающая самоценности детей и стариков, обречена. Я как-то услышала от одноклассниц моей мамы, что благодаря бабе Берте они выжили во время войны. После уроков весь класс шёл к ним домой, и бабушка всех кормила. Дед Наум был ученым с мировым именем, занимался какими-то военными разработками и получал хорошую зарплату. 

— Вот, оказывается, откуда у вас – двери дома настежь…

— Дом для меня – это куча людей, куча еды и общения. Остальное – ерунда. Я и свою младшую дочь назвала в честь четырех бабушек – Мария-Изабелла: две Марии, одна Изабелла и одна Белла. 

— А как удается находить общий язык с молодежью? Девчонки на фотосессии обронили: «Мама – это наши крылья».

— Ну, во-первых, я стопроцентная идише-мама, которая растворяется в детях. Во-вторых, я никогда не лезу со своими советами и нравоучениями. А в-третьих, хорошо владею главным инструментом воспитания. Это любовь. Если человек – маленький, большой – знает, что его любят, ему все по плечу. А нелюбимого ребенка, да если его били, сразу видно – собачонок. Я для своих детей связующая нить и этим счастлива. 

— Кто герой вашего времени – был, есть?

— Понятно, что мы жили в мире книжных, киношных героев, и это здорово! Но мне несказанно повезло, что я могу назвать героями людей моей семьи. О них написаны книги, поэтому расскажу только то, что помню сама или по рассказам бабушек. Деда, Наума Ароновича Резникова называли «русский сувенир», он был единственным в Советском Союзе ректором вуза. Его служебным автомобилем ни разу не воспользовалась семья, даже бабушку в больницу не отвез на нем. А как-то пришли к нему двое из КГБ с претензиями, что крыша его дачи покрыта институтским шифером. Дед, смеясь, потом рассказывал, как долго выводил их на чистую воду, требуя доказательств, сколько да какие материалы он «украл». И только потом развел руками: дачи-то у него вообще нет.

Крепкие мозги и таланты достались нам и от моего отца Александра Давыдовича Рудого – кандидата технических наук, изобретателя (8 патентов, 19 авторских свидетельств) и по совместительству спецкорреспондента сатиристического журнала «Крокодил». В его портретах «герои» узнавали себя и даже угрожали отцу, а он только отмахивался, точнее отписывался, новыми.

— Оля, вы как-то обронили, что в Тольятти хорошо только детям и старикам… У города нет будущего?

— Город, который столько лет уничтожают, а он держится, в том числе на энергетике моего деда и тысяч таких же героев, первопроходцев, их потомков. Поэтому я верю словам отца: «Только артистке не жалко отдавать последнее людям. Только артистке ясно, где мы, все раздавшие, будем…»